Всем потерянным Великим иллюзиям...

Когда-то давным-давно, когда деревья были большими, кино черно-белым, а войны джентльменскими, Великий Жан Ренуар снял Великое кино о невеличии и одновременно, о величии войны. Годы первой мировой, немецкий лагерь для военнопленных режиссер-француз рисует совершеннейшим курортом, а едва ли самым лучшим и симпатичным персонажем делает как раз немецкого коменданта (гениальная игра Эрика фон Шторгейма), отчего поначалу кажется не понятным за что же Геббельс объявил этот фильм «киноврагом Германии №1».

Светский этикет, строгий немецкий порядок, честь и благородство. «Дайте мне слово, что в вашей комнате нет ничего, что противоречило бы правилам - Ничего нет, даю слово - Благодарю» Посылки из дома, а вернее из лучших парижских ресторанов, которые надзирателям вскрывать не положено и они, как это ни странно, не вскрывают. Венок «В память об убитом французском летчике от немецкой части». Игры, фарс, дураковаляния, переодевания в женщин. Абсурдные диалоги, словесные выверты и типажи кажущиеся сошедшими со страниц «Похождений бравого солдата Швейка». И, есть иллюзия, что все эти милые люди могли бы жить дружно, спокойно и долго, но, все до тех пор, пока не будет задумана новая игра – в побег, «как в романе про графа Монте-Кристо». Тут уж война берет свое, а фильм из практически комедии положений превращается в самую настоящую драму. Лучшие чувства лучших из людей будут проверенны на прочность, все иллюзии растоптаны, и настоящая война начнется не где-то, на отдаленной линии фронта, а в душах всех участников событий. Война между дружбой и долгом, между любовью и долгом, между принципами и долгом – и как видите, все «слишком человеческое» тут изначально в оппозиции.


Поезда, станции, стук колес, запутанные, заснеженные дороги войны - дантовы круги ада и каждая ведет к дому, только чьему? Тут уж Ренуар нам демонстрирует те самые хрестоматийные гуманистические ценности, за которые фильм тогда был запрещен Геббельсом, но без всякого пафоса, а умно, остроумно и с невероятной добротой и любовью к таким забавным и запутавшимся человечкам. Демонстрирует, в общем-то, достаточно простые вещи. Что если люди и делятся между собой, то только по тому принципу, который можно назвать родством душ. Что конкретный живой человек, рядом с тобой, всегда менее иллюзорен, чем идеи, размытые госграницы и даже границы своего класса и нации. Что война не решает вопросы, не уменьшает человеческие конфликты, а только увеличивает их, обостряет чувства, развевает иллюзии, обнажает нервы и ставит перед неразрешимыми диллемами. Она не бывает красивой, благородной и джентльменской – там настоящие смерти, кровь, грязь, и прочие, плохо сочетающиеся с белыми перчатками, вещи. И единственная правильная и здоровая стратегия на войне – только в выживании, а не в демонстрации мужества, геройства и красоты поступков. «Увы, только в выживании», так и хочется, кажется, добавить автору фильма. Тут как-то само собой вспоминается, что когда снималась «Великая иллюзия» ассистентом Ренуара работал молодой Лукино Висконти – два офицера-аристократа, чье время уходит, кажется, по каким-то законам кино-реинкарнации позже перекочуют и в его собственные фильмы. Агонизирующий класс, тюремщик и его заключенный - последние романтики войны, во времена, она так явно проявила свою неромантичную суть.


Война абсурдна и бессмысленна, но нельзя не восхищать проявлениями достоинства человека на войне, какими бы бессмысленными и абсурдными они не казались – и в этом мировоззренческом противоречии, Ренуар, так же, как и Висконти, имеет в виду не только войну, но «мир» с его сложным устройством вообще. Когда один из героев - простой «пролетарий» в офицерском чине, пересекая границу, говорит, мол, надеется, что эта проклятая война со всеми ее нелепостями - последняя, с ним остается согласиться. Неизвестно сколько должно произойти войн, чтобы история кого-то хоть чему то научила, мир останется еще более холодным и иллюзорным, а всего через год после выхода фильма начнется Вторая мировая. Но та война действительно была такой последней, в том смысле, вместе с ней закончилась и классическая культура, и эпоха, когда, по словам режиссера, еще воевали государства, а не люди. Следующая война будет уже совсем не джентльменской - джентльмены свою войну проиграли еще тогда. Мир (во всех смыслах этого слова) - иллюзия, романтика - иллюзия, черное зимнее небо захлопнувшееся навеки, Фон Рауфенштайн, срезающий герань, шампанское в хромированном ведре со льдом, томик Гейне, белые перчатки, чашки из тонкого форфора, следы на снегу, сложные дилеммы, канувшая в небытие эпоха… Все суета сует, все иллюзия, но иллюзия Великая…