«Великое молчание» - кино после которого хочется признать человеческий язык неконвенциональным и лучшей рецензией на этот фильм мог бы стать чистый белый лист бумаги. Но Серджио Корбуччи выводит тушью на нем героев, пунктиром брызг проводит им маршруты, заставляет двигаться, стрелять, говорить, заливаться алой краской крови. И все для того, чтобы по точкам приведя в одну, заставить забиться в агонии на морозном воздухе.

Уверенной рукой каллиграфа, он сменяет обычные для вестернов локации теплых, песочных цветов, на мерзлую, покрытую снегом пустыню. Таким образом, сразу давая понять, что если примерно в это же время, другой Серджио [Леоне] переосмысливал мифологию американских вестернов или фильмы Куросавы, чеканя из этого сплава героев и сюжеты новой, почти метафизической, сущности. То Корбуччи деконструирует уже сами спаггети-вестерны и в том числе кино самого Леоне, доведя «ковбойский жанр» практически до масштабов греческой трагедии. И в этом отношении здешняя мифология более чем интересна.


«Скорее ад замерзнет», как говорят о самой маловероятной из возможностей, хотя повседневная действительность вроде бы должна убеждать в обратном. Если и есть где-то ад, то это скорее всем знакомый холод равнодушия, нежели котлы со сковородками. Корбуччи в этом отношении описывает идеальную преисподнюю – безжалостный и циничный мир охотников за головами. «Взять живым или мертвым», вгрызться голодной собакой в награду, причем, как понимаете, убивать гораздо рациональней, нежели возиться с живым. Сезон открыт, каждый за себя, а кто-то против всех. Чтобы жить в этом заброшенном, самодостаточном, заселенном такими же самодостаточными и самоставленными людьми, мире нужно быть хладнокровным, быстрым, по возможности – не мертвым и никогда не просить о милосердии. Люди тут так же холодны, как земля их породившая, жизнь продается за умеренную цену и даже любовь никого не спасет в таком мире. Не спасает потому, что там нет места Богу, а обычно немногословный главный герой, предпочитающий речи выстрелы, тут вовсе – немой, и носит отдающую проблематикой фильмов Бергмана, кличку – Молчание. Его антагонист, напротив, словоохотлив, только говорит сугубо в своих интересах и часто неправду. Но, несмотря на это, и то, что его играет самый известный из «одержимых» мирового кино – Клаус Кински, из-за отсутствия на бывших индейских территориях фигуры христианского Бога, не видится в этом герое «отец-лжи» и местного Люцифера. Имя, намекающее на известного трикстера из языческого скандинавского пантеона, позволяет предположить в нем скорее часть какой-то более древней, витальной силы правящей в этих краях.


Подкидывайте жизнь как монету. Аверс и реверс – миром правит случай, но в итоге исход один. «Все согласно закону». За границами этого мира либо игрок с колодой крапленых карт, либо тот, кто вечно молчит. Все герои обведены по страницам сценария, круговорот снежинок покроет следы и невинных, и виноватых. Побеждают падальщики. Ставки сделаны - ставок больше нет. И только молчание, как ответ на какой-то не вербализируемый вопрос